Неточные совпадения
Вошла
Марина в сером халате, зашпиленном английскими булавками, с полотенцем на шее и распущенными по спине волосами, похожая на княжну Тараканову с картины Флавицкого и на уголовную арестантку;
села к столу, вытянув ноги в бархатных сапогах, и сказала Самгину...
Самгину показалось, что она хочет
сесть на колени его, — он пошевелился в кресле,
сел покрепче, но в магазине брякнул звонок.
Марина вышла из комнаты и через минуту воротилась с письмами в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила на ладони и, небрежно бросив на диван, сказала...
Марина, расхваливая певицу вполголоса, задумчиво
села в угол, к столику, и, спросив чаю, коснулась пальцами локтя Самгина.
Самгин задумался: на кого
Марина похожа? И среди героинь романов, прочитанных им, не нашел ни одной женщины, похожей на эту. Скрипнули за спиной ступени, это пришел усатый солдат Петр. Он бесцеремонно
сел в кресло и, срезая ножом кожу с ореховой палки, спросил негромко, но строго...
«Нахал и, кажется, глуп», — определил Самгин и встал, желая уйти к себе, но снова
сел, сообразив, что, может быть, этот человек скажет что-нибудь интересное о
Марине.
Рядом с нею
села Марина, в пышном, сиреневого цвета платье, с буфами на плечах, со множеством складок и оборок, которые расширяли ее мощное тело; против сердца ее, точно орден, приколоты маленькие часы с эмалью.
Вошел Безбедов, весь в белом — точно санитар, в сандалиях на босых ногах; он
сел в конце стола, так, чтоб
Марина не видела его из-за самовара. Но она все видела.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и
Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью
сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Она не стыдливо, а больше с досадой взяла и выбросила в другую комнату кучу белых юбок, принесенных
Мариной, потом проворно прибрала со стульев узелок, брошенный, вероятно, накануне вечером, и подвинула к окну маленький столик. Все это в две, три минуты, и опять
села перед ним на стуле свободно и небрежно, как будто его не было.
Красавица ушла с крылечка в горницу, а вслед за нею через несколько минут туда же ушла и
Марина Абрамовна. Тарантас был совсем готов: только
сесть да ехать. Солнышко выглянуло своим красным глазом; извозчики длинною вереницею потянулись со двора. Никитушка зевнул и как-то невольно крякнул.
Неслышит. (
Марине.) И ты, няня,
садись.
Елена Андреевна, Серебряков и Соня уходят в дом; Телегин идет к столу и
садится возле
Марины.
Марина(входит). Уехали. (
Садится в кресло и вяжет чулок.)
Никифорыч принес бутылку водки, варенья, хлеба.
Сели пить чай.
Марина, сидя рядом со мною, подчеркнуто ласково угощала меня, заглядывая в лицо мое здоровым глазом, а супруг ее внушал мне...
Никита (
садится на солому). Что ушел-то? Эх, кабы знала ты да ведала!.. Скучно мне,
Марина, так скучно, не глядели б мои глаза. Вылез из-за стола и ушел, от людей ушел, только бы не видать никого.
—
Садись, ты,
Марина, как старшая, против меня, а ты, Ассиа, как младшая, против фрейлейн Энни.
Радостно прибежал я домой, наскоро прочел в «Русском Вестнике» произведение г. Маркевича «
Марина из Алого Рога»,
сел писать повесть и к утру «надрал» изрядное начало. Вот оно...
Положила ребенка в кроватку,
села к столу, раскрыла учебник. Но мальчик опять заплакал.
Марина пощупала под пеленкой: мокрый. Обрадовалась тайно, что нужно опять им заняться. Распеленала, с излишнею от непривычки бережностью переложила его в чистую пеленку, хотела запеленать. И залюбовалась. В крохотной тонкой рубашонке, доходившей только до половины живота, он медленно сучил пухлыми ножками, сосредоточенно мычал и совал в рот крепко сжатый кулак.
Темка — большой, плотный, с большой головой — медленными шагами ходил по узкой комнате.
Марина сумрачно следила за ним. А у него глубоко изнутри взмыла горячая, совсем неразумная радость, даже торжествование какое-то и гордость. Он так был потрясен, что ничего не мог говорить… И так это для него было неожиданно, — эта глупая радость и торжество. Темка удивленно расхохотался,
сел на постель рядом с
Мариной, взял ее руку в широкие свои руки и сказал с веселым огорчением...